Карандаш мой, карандаш!
Ван Ин-мин, ученик 2-го класса начальной школы города Пекина.
Имя Ленина
Не раз случалось мне бывать в школах и по просьбе пионеров рассказывать о том, что я повидал на своем долгом веку.
Ребята внимательно слушают, задают вопросы, а потом уж начинаю спрашивать я.
— Ну, а как вы живёте, внучатки? Что хорошего поделываете?
В ответ ребята рассказывают мне о своих делах. Юные техники показывают свои хитрые самоделки, юннаты тащат ежей и черепах, радиолюбители ведут на школьный узел, который сами оборудовали. Каждой школе, каждому отряду есть чем гордиться. Посмотришь, послушаешь, и тепло становится на сердце.
И вот многие уже разошлись, и возле меня остаётся только небольшой тесный кружок. Это те, кто подружился со мной с первых же слов. Начинается самая интересная для меня часть беседы — разговор по душам. И в этом откровенном разговоре подчас узнаёшь, что не всё в дружине так гладко, как кажется с первого взгляда. Есть, оказывается, ребята, которые учатся с ленцой, есть и плохие товарищи. От пионерских дел они отмахиваются: дескать, оставьте меня в покое, я сам по себе. Такой пионер и в общем деле не помощник и друга в беде не выручит или выручит так, как не нужно: подсказкой и укрывательством. В школе, он не в меру озорничает, а то и просто хулиганит дома не то что не пособит матери, а ещё и нагрубит ей.
И ходит такой мальчик или девочка в красном галстуке и называет себя пионером — членом организации, которая носит имя Владимира Ильича Ленина.
Горько бывает слышать о таких пионерах, ребята!
Вот мне и захотелось рассказать вам, пионерам, читателям журнала, что значит, имя Ленина для нас, старых членов партии, старых рабочих.
Впервые я услышал о Ленине, когда был немногим старше вас. Было это больше чем полстолетия назад. Москва в те годы не походила на теперешнюю: улочки по большей части кривые, узкие, множество деревянных
домов, и над всем этим церковные купола. Но мне, тринадцатилетнему крестьянскому пареньку из глухих мест, и тогдашняя Москва показалась громадной. Привезли меня сюда родные, оставили, и я совсем растерялся: что делать, куда идти работать? Надо вам сказать, что я любил книжки, хотя читать приходилось редко. Очень хотелось мне пойти работать в типографию, где книжки печатаются, да не вышло ничего из этого. Ученики в типографию тогда не требовались, денег, чтобы мастера подкупить, у меня не было. И пришлось мне пойти в деревообделочную мастерскую «в учение».
Когда вам, ребята, говорят слово «учение», вы, должно быть, представляете себе что-то вроде школы или ремесленного училища, где людей с любовью обучают тонкостям ремесла да ещё и общим предметам. Но наше учение мало на это походило! Учили нас больше бранью и зуботычинами. О таком ученичестве хорошо рассказано у Горького и у Чехова. Не учение было, а сплошное мучение.
Но в то время на заводах и в мастерских уже повеяло свежим ветром, пошли между рабочими смелые разговоры о том, что больше так жить нельзя, что надо бороться против хозяев. Появились революционеры и у нас в мастерской. От них-то я и услышал впервые имя Ленина. «Ленин — вот кто знает, что делать трудящемуся человеку», — говорили рабочие между собой.
В мастерскую стали попадать листовки, тоненькие бумажки с неясно отпечатанными буквами. Шрифт был бледный, а слова яркие, они глубоко западали в сердце. Прячась от начальства, оберегая друг друга, читали мы о том, что мы, рабочие, сами можем завоевать своё счастье, надо только храбро и дружно бороться за это. От этих слов точно раскрывались глаза.
Владимир Ильич Ленин
И вот мы, молодые ребята, кто посмелей, стали помогать революционерам. Мы разносили листовки но другим мастерским, расклеивали их на улицах. Бывало, принесёшь пачку таких листков, положишь их не заметно где-нибудь под верстаком, а на душе и страшно и радостно. Страшно потому, что знаешь: за такое по голове не погладят. А радостно от мысли, что служишь большому делу революции.
В 1904 году я и мои ближайшие товарищи вступили в партию большевиков. К тому времени на питерских заводах, да и у нас в Москве, становилось всё беспокойнее, рабочие Всё чаще бастовали и вступали в столкновения с начальством и полицией. В январе 1905 года до Москвы донеслась страшная весть о том, что царские войска в Петербурге расстреляли безоружных людей... Чаша народного гнева переполнилась, началась революция.
Возможно, вы, ребята, читали о московском вооружённом восстании, о боях на Пресне. Нашу Пресню недаром называют Красной. Здесь в декабре 1905 года мы строили баррикады, здесь шли в то время самые ожесточённые бои... Нам, участникам событий, на долгие годы запомнились радость открытой борьбы и могучее чувство рабочей сплочённости, единения, силы.
Потом начались тяжкие, глухие годы. Шли аресты, высылки. Но не тюрьма нас страшила: страшно было то, что некоторые рабочие могли потерять веру в себя, веру в победу революции.
В эту трудную пору Владимир Ильич учил нас, коммунистов, не сдаваться, учил бороться с самодержавием. Как маяк, светили нам ленинские слова: «... Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и нуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее... »
Прошло не так много лет, сбылись ленинские слова. В 1917 году народ взял штурмом «неприятельскую крепость», свалил самодержавие. Нелегко было одержать победу в октябрьских боях, еще труднее отстоять разрушенную войной страну от иностранных капиталистов и белогвардейцев. Но мы одерживали верх в неравных сражениях, потому что с нами была ленинская правда.
В 1918 году мне довелось услышать самого Владимира Ильича. Я слышал его речи на конференциях и съездах. Не раз приезжал он к нам на «Трёхгорку»: он был депутатом от нас в Моссовете.
В последний раз он выступал у нас на фабрике 6 ноября 1921 года, на собрании, посвящённом 4-й годовщине Октябрьской революции.
Был пасмурный, пронзительно сырой день, погода стояла совсем непраздничная. Клуба на «Трёхгорке» в то время ещё не было. На месте теперешнего Театра имени Ленина находилась рабочая столовая, как её у нас называли, «большая кухня». В тот день она была набита до отказа. Люди сидели на подоконниках, толпились в проходах, все ждали Ленина. И вот приехал. Владимир Ильич...
Конечно, я не помню теперь всей ленинской речи. В памяти остался общий её смысл. Как всегда, Ильич говорил просто, и нам, кто слушал его, подчас казалось, что мы и сами думали то же самое, да только не нашли этих ясных, нужных слов. Ленин как будто подслушал наши мысли, но выразил их с такой силой, что у нас точно крылья выросли за спиной. Как передать вам, ребята, наше чувство благодарности к нему, гению революции, вождю партии, которая вывела нас из мрака и сделала жизнь каждого из нас осмысленной, подлинно человеческой...
В 1924 году Ленина не стало. Но он по-прежнему остался живым для нас. Каждый раз в минуту размышлений, принимая серьёзное решение, я думаю: «А что сказал бы на это Владимир Ильич? Достойно ли моё решение, моё поведение члена Коммунистической партии, коммуниста, ленинца? »
Вы, ребята, тоже называетесь ленинцами, хотя и юными. Лет вам ещё немного... Но время наше серьёзное, а вам очень много дано, — значит, с вас надо много и спрашивать. Вы — наше будущее, наша растущая смена. И так хочется нам, старым людям, чтобы из вас выросли настоящие граждане социалистического государства — смелые, честные, образованные, добрые и чуткие с друзьями и непримиримые к врагам, подлинные строители коммунизма, продолжатели дела Ленина, дела нашей партии.
И вы можете стать такими и станете такими. Нужно только постоянно помнить о том, что на вас надет красный галстук и что вы принадлежите к огромной, дружной пионерской семье, которая носит имя великого Ленина.
В. ЕМЕЛЬЯНОВ, старый коммунист, участник революционных боев на Красной Пресне.
СКАЧАТЬ ЖУРНАЛИсточник: сайт Советское Время http://sovietime.ru/zhurnal-pioner-za-1955-god/pioner-1-1955