Старые советские ЖУРНАЛЫ

ГРАНАТА

 

Е. Рубцова

Рисунки А. Малеинова.

СЛОВА ПЕСНИ

Летним вечером на большой зелёной поляне, окружённой высокими соснами и малинником, отряд молодых альпинистов остановился на ночлег. Они прошли сюда долиной Баксака из горного лагеря, раскинувшего свои палатки в ущелье Ады л-Су.

До рассвета они должны начать траверс Большого Когутая, тёмными зубцами вырезавшегося на вечернем небе. Конечно, Когу- тай - не бог весть какой великая: есть

немало гор и выше и грознее. Но всё же надо подняться к одной из этих чёрных вершин, по острому зубчатому гребню пройти от неё ко второй и совершить спуск новым путём, не тем, каким пришли. Это - серьёзное испытание для молодых альпинистов. Они не без волнения ждут завтрашнего дня.

Уже окончилась весёлая суета по устройству бивуака, уже языки пламени охватили

вывороченный пень вековой сосны, и сухие корни судорожно скрючиваются на огне. Уже вскипает пузырьками чай, и дежурный кулинар, присев на корточки, вскрывает банки консервов.

В ожидании ужина молодёжь собралась у костра. Вокруг погружённой в сумерки поляны, над могучими соснами поднимались горы. Лиловели снега на чёрных скалах стройной и строгой Накра-Тау; влево от неё, за крутым изломом своего северного гребня, Донгуз-Орун поднимал голову в тяжёлой ледяной шапке, а на северо-западе мягким розовым светом светилась двуглавая вершина Эльбруса. Солнце для неё ещё не зашло.

Притихнув, все смотрели, как меркнут отблески зари на вечных снегах. Потом Эльбрус погас. Кто-то негромко запел песню. Её подхватили. Они узнали эту песню сразу по приезде; быстрее, чем узнали друг друга. Они полюбили её, потому что в ней пелось

 

о мужестве, о людях, которые сражались с фашистами.

...Нам в боях родными стали горы,

Скалы Накры, Эльбруса снега;

Дан приказ - недолги были сборы На разведку, в логово врага.

Помнишь, товарищ, вой ночной пурги, Помнишь, как кричали нам в лицо враги, Помнишь, как ответил рёвом автомат, Помнишь, как вернулись мы с тобой

в отряд?..

Эльбрус, Накра-Тау. Вот же они!.. И все вдруг почувствовали, что эта песня не просто песня, а жизнь, что за каждым её словом скрыты какие-то настоящие события и люди.

...На огне трещат сухие ветки,

В котелке вскипает крепкий чай.

Ты пришёл усталый из разведки,

Много пил и столько же молчал,

Синими, замёрзшими руками Протирал вспотевший автомат...

Мягко звучат голоса, и сосны вторят им, качая головами. Наверно, вот так же шумели сосны и тогда, когда всё это было!

...Помнишь, товарищ, вечные снега, Стройный лес Баксана, блиндажи врага, Помнишь гранату и записку в ней На скалистом гребне для грядущих дней...

Песня растёт и, допетая до конца, смолкает.

- А ведь это непонятно,- внезапно прерывает тишину девичий голос.- Всё остальное понятно, всё видишь ясно, а этого не видишь; если бы, например, тут было, как они бросили гранату в блиндаж к фашистам...

- Зачем же бросать! Разведчику нужна скрытность,- лениво отзывается кто-то.

- Ну, положим, всякое бывает,- вступает в спор сразу несколько голосов.- Может, их обнаружили, или, может, они в засаду попали...

- Но записка? При чём же тогда записка? - настаивает девушка.- Яков Григорьевич, вы не знаете случайно?

- Это вы про баксанскую гранату? - выйдя из задумчивости, отзывается Яков Григорьевич Аркин, мастер спорта, один из инструкторов отряда.- Знаю. И даже не совсем случайно... Посмотрите туда! -o Он протягивает руку к Донгуз-Оруну.- Следуйте взглядом по гребню. Прошли крутой излом? Выше... Ещё... Тут начинается выемка, её не видно отсюда. А за ней - взлёт. Чёрный и крутой взлёт к вершине. Его, впрочем,

тоже не видно. Так вот, как раз здесь, недалеко от места, где гребень начинает понижаться, есть маленькая площадка, вся в обломках камней. У одного из них, ближе к южному краю площадки, лежит и граната и записка в ней.

- Вы её видели?

- Мы её нашли.

Двадцать пар глаз, освещённых золотистыми отблесками костра, устремлены к говорящему.

- Яков Григорьевич, расскажите!

НА СКАЛИСТОМ ГРЕБНЕ

Это было в 1946 году. Экспедиция по испытанию нового альпинистского снаряжения вышла из Адыл-Су и после ночёвки на поляне у подножия Донгуз-Оруна начала восхождение к его вершине.

Они шли на эту вершину с особым чувством. Вспомните: дело происходило в первый послевоенный год. Многие воевали в этих горах, траверсировали эти склоны зимой в ночной тьме, в любую погоду, чтобы подойти к врагу с той стороны, с которой подойти труднее и с которой он не ждёт никого.

И вот война окончена, и снова единственный противник перед ними - трудная, упрямая, суровая природа. Только к этому счастливому волнению примешивалась печаль о тех, кого уже нет, о тех, кто никогда больше не пойдёт на штурм горных вершин: о погибших товарищах...

Начался подъём на Донгуз-Орун. Уже остался позади нижний склон. Экспедиция - на гребне, и его крутая извилина уходит вверх... Выбрали площадку для первого привала. Вдруг один из альпинистов крикнул:

- Яков Григорьевич, идите сюда! Тут граната.

Осмотрели гранату. Она была разряжена. Рукоятка легко вынулась из стакана, и в нём оказалась записка. Несколько неровных, в спешке нацарапанных строк, а под ними - два имени. Два знакомых имени: Андрей Грязнов и Люба Коротаева. И показалось, будто они сами встретили друзей на гребне. Две высокие сильные фигуры в маскхалатах, с тяжёлыми рюкзаками за спиной, с автоматами на шее. И куда-то исчезло мирное летнее утро, надвинулась ночь, засвистела позёмка, и двое, по пояс в снегу, снова пробивались к маленькой площадке на гребне Донгуз-Оруна.

В коротких, скупых строках записки ничего не было об этом. И всё же она говорила голосами Андрея и Любы.

 

ДЛЯ ГРЯДУЩИХ ДНЕЙ

Они всегда начеку. Если переднего обнаружат, задний откроет стрельбу, отвлекая вражеский огонь на себя.1942 год. Советская Армия героически защищает Кавказ. Гитлеровские полчища прорвались сюда через донские и новороссийские степи. Весь массив седого Эльбруса в их руках. Фашисты и в Нальчике, столице Кабарды. Между Эльбрусом и Главным Хребтом, в лабиринте горных ущелий, там, где Терскол сливается с Донгузом и даёт начало шумному, пенистому Баксану, укрепились стрелки немецкой горно-стрелковой дивизии "Эдельвейс".

Наши части - по ту сторону Главного Хребта, в Сванетии. На перевалах - наши заставы, готовые стоять насмерть, отражая врага. В расположении полка, выдвинутого к переднему краю, на южном склоне Накра- Тау - маленький домик, на этом участке франта известный под названием "Ташкент". Название пошло от позывных маленькой рации обитателей домика, семёрки разведчиков-альпинистов.

Разведчики всегда выходили на задание, когда начинало темнеть. Подъём на три тысячи метров к перевалу Донгуз. Дальше - мимо нашей заставы вниз, на ту сторону хребта, в расположение неприятеля. Спуск по глубокому снегу к последнему перегибу склона, с которого видна и опушка Баксан- ского леса и вражеские блиндажи, выдвинутые сюда, на опушку. Чуть выше этого перегиба - "Северная палатка": хижина без

окон, сложенная из необтёсанных камней неведомо кем и когда.

Здесь - короткая передышка и последний "перекур" под защитой каменных стен. Дальше курить не придётся. В горах далеко видно. Даже слабый огонёк спички может демаскировать разведчика... От "Северной палатки" они расходятся.

Так было и в эту ночь. Ника Персиянинов, Гоги Сулаквилидзе, Резо Чебукиани, Алёша Немчинов и Саша Сергеев свернули налево, чтобы подняться на гребень Чегета и там разделиться ещё раз. Андрей Грязнов и Люба Коротаева пошли направо, к северному гребню Донгуз-Оруна.

На снегу человек в маскхалате уже за сотню шагов невидим. Простившись у "Северной палатки", все исчезли в темноте. Пробивая телом траншею в глубоком снегу, Андрей и Люба двигались по склону Накры на восток и немного вверх, туда, где чернел скальный участок. На скалах иной раз труднее, зато не остаётся следа, который может выдать тебя.

Час, два часа проходят в борьбе со снегом. И всё же, пока под ними ровный, хотя и не

очень пологий склон, дело идёт не так уж плохо. Но вот они дошли до огромного каменного вала - морены, оставленной здесь древним ледником. Беспорядочное, дикое нагромождение больших и маленьких валунов покрыто толстым слоем снега. Ступишь шаг - и проваливаешься с головой в расселину между камнями. Без помощи товарища не сразу и выберешься, а тут минуты на счету.

Шаг за шагом, наощупь, то и дело попадая в невидимые ямы-ловушки, они одолевают морену. Наконец добрались до скал. Здесь надо ступать осторожней, чтоб не сорвался камень из-под ноги. Ведь на Бакса- не "эдельвейсы". Это хитрый, опасный враг. Он знает горы. Грохот камня, небольшая лавина скажут ему то, чего не понял бы житель степей.

Андрей идёт первым; Люба,- сохраняя дистанцию в сотню метров. Сейчас, на войне, они редко ходят связкой. Только в самых

крайних случаях, когда надо по всем правилам альпинистской техники форсировать отвесную скалу.

Они всегда начеку. Если переднего обнаружат, задний откроет стрельбу, отвлекая вражеский огонь на себя, чтобы товарищ мог отходить. Так, по-новому, действует закон альпинистской связки, закон охранения и дружбы.

Но сейчас всё тихо, и они идут вперёд... Снова участок глубокого снега, снова бесшумная, молчаливая борьба за каждый шаг, за каждый метр пути. Вот наконец и склон, ведущий к гребню. Начинается подъём. Сначала пологий, склон становится круче и круче. Они берут его "в лоб".

Траверсировать склон, двигаться не прямо вверх, а наискось, было бы легче. Но склон лавиноопасен. В сущности, сейчас - в декабре - все склоны лавиноопасны. Двигаясь наискосок, уменьшаешь крутизну пути, но при этом "подрезаешь" рыхлое, тяжёлое одеяло снега и можешь вызвать лавину. Возможно, она и не заденет тебя, пройдёт стороной. Но лавины обычно сходят днём. Просто так, без всякой причины, ночью они не рождаются. По грохоту и гулу обрушившегося снега враг поймёт, что здесь кто-то прошёл. Поэтому Андрей и Люба взбираются "в лоб".

Рюкзаки с пятидневным запасом пищи, со спальными мешками для ночёвок на снегу, автоматы, диски, гранаты почти двухпудовым грузом тянут внир. Мороз обжигает лицо. И снег, всё снег, и снова снег, сковывающий движения, стеной встающий на пути.

Они движутся на пределе человеческих сил. Кажется, что вот ещё один шаг, а дальше - упасть и лежать на снегу без движения. Но за этим шагом будет ещё один, и ещё один, и ещё, и они знают, что будут идти, потому что нужно дойти.

Вот наконец и гребень. Ветер, резко ударивший в лицо, сказал им об этом раньше, чем они увидели громаду Эльбруса сгустком темноты на тёмном небе.

Они дошли. В мирное время их восхождение зимой на гребень Донгуз-Оруна считалось бы большой спортивной победой. Но сейчас они не думали об этом. Они просто думали о том, что дошли наконец. И думали о том, что больше, кажется, нет сил. И упали на снег и несколько минут лежали, стараясь отдышаться.

Внизу темнели сосны Баксана, а на той стороне ущелья - разведчики знали - шла дорога.

Потом выбрали площадку, нагромоздили камней позади себя. Камни маскируют: без них на заснеженной линии гребня на светлом фоне неба за несколько километров видно движение человека.

Внизу темнели сосны Батаана, а на той стороне ущелья - разведчики знали - шла дорога. Она будет хорошо видна отсюда, когда станет светло...

Лежать и смотреть,- часами не двигаясь с места, не разводя костра, не зажигая папиросы. Мёрзлые консервы, шоколад, сон на снегу в мороз и ветер, ни глотка горячего.

Они отдыхают по очереди, и пока один спит чутким, сторожким сном, другой дежурит с полевым биноклем в застывших от холода руках.

Искусство видеть - оружие разведчика. Вот по дороге прошли шесть солдат и скрылись за скалой, свернув на тропинку. Через полчаса шесть солдат прошли в обратном направлении. Незначительное событие как будто. Но Андрею и Любе оно говорит о многом. Это смена караула. Значит, в том направлении, за скалой, у неприятеля шесть постов. Сейчас восемь утра. Если последить дальше, можно узнать, через какие промежутки времени и в какие часы сменяются постовые. Шесть солдат проходят в полдень, потом - в четыре. В восемь вечера их не видно; видны отсветы карманных фонариков на дороге. Негнущиеся от холода пальцы делают пометку в блокноте: "6 п. 8-12-4-8".

...Ослик с перемётными сумками поднимается по тропинке в гору. Обыкновенный ослик, такой добродушный и мирный. Но.что делать ему там, наверху? Тропинка ведёт к Хотю-Тау и больше никуда. Альпинисты знают: на Хотю-Тау - ни жилья, ни людей. И незачем этому солдату гнать туда осла с грузом, вот уже второй раз за день, если там не устроен один из опорных пунктов.

...Два гитлеровца тащат ивовую корзину с термосами. Время обеда. Куда они направляются? Внимание... Это дорога на Старый Кругозор. Второй опорный пункт найден. Потом Андрей и Люба обнаруживают третий, у Приюта одиннадцати.

...По дороге из Нальчика движение сильнее, чем вчера и позавчера. За день прошло пять бронетранспортёров. Два с людьми, остальные с какими-то ящиками, вроде снарядных. Видно, что-то там готовится.

Солдат с минным рюкзаком за спиной прошёл, согнувшись под тяжестью мин, и выдал наблюдательному глазу место, где установлен миномёт. Всё это важно. Всё это очень нужно! Пометки растут в числе, испещряют белые листки блокнота.

Так проходят сутки, вторые, четвёртые на скалистом гребне. Враг здесь, рядом. В любую минуту он может их обнаружить. А им в напряжении солдатских будней кажется, что главная беда, главная трудность - холод. Холод невыносим, до смерти надоело мёрзнуть. И они мечтают о крохотном домике по ту сторону хребта, о комнате, где по стенам - нары в три этажа, а посредине - раскалённая жестяная печурка. "Ташкент"! Там можно громко смеяться и разговаривать; там 'можно петь песни, которые здесь же, все вместе, сложили... Но больше, чем о "Ташкенте", больше, чем о тепле, мечтают они о том времени, когда людям можно будет просто придти сюда и подняться на этот гребень, чтобы восходить дальше, к вершине Донгуза...

Пятый день подходит к концу. Уже солнце скрылось за гребни Большого Когутая. Уже в сумерках синими стали снега. Уже зажглись первые звёзды. Только двуглавая вершина Эльбруса светится мягким розовым светом.

- Значит, оттуда ещё видно солнце,- сказала Люба.

И оба смотрели, как бледнеют и гаснут купола Эльбруса...

- Слушай, Люба, знаешь что? Давай оставим здесь записку, как когда-то оставляли, взяв вершину. Кончится война, по горам будут ходить не в разведку, а на восхождения. Найдут и прочтут её.

- Оставим,- сказала Люба,- для грядущих дней!

Они вырвали листок из блокнота. В сгущающейся темноте нацарапали несколько слов. Развинтив гранату, вложили туда листок и прикопали снегом у камня, ближе к южному краю площадки.

Эльбрус погас. Скрытно оставив позицию, они стали спускаться.

Но записка? Что же в ней было?

А там было просто сказано, что 2 декабря 1942 года при выполнении задания командования бойцы-разведчики Андрей Грязнов и Любовь Коротаева в зимних условиях совершили подъём на северный гребень Донгуз- Оруна.

 

СКАЧАТЬ ЖУРНАЛ