Старые советские ЖУРНАЛЫ

 Это было в Венеции

О. Чечёткина

Рисунки Г. Филипповского.

Недавно я получила открытку из Италии.

На ней изображён дворец дивной красоты. Он стоит на набережной, которую омывают воды венецианской лагуны. Лёгкие, как кружево, арки нижних этажей, готические линии окон, зубчатый карниз — всё это. делает дворец таким невесомым, что кажется, его мог бы поднять даже ребёнок.

На открытке написано по-итальянски: Венеция, Дворец дожей.

Я смотрю на открытку — и этот прекрасный город снова встаёт в моей памяти. Я слышу, как плещет морская волна о гранитную набережную, вижу, как играет солнечный луч в изумрудной воде. До моего слуха доносится мелодичный перезвон часов на старинной башне, что стоит неподалёку от Дворца дожей. Мне кажется, я слышу даже глухое и непрерывное воркование сизых голубей, которые сотнями разгуливают, переваливаясь с боку на бок, по всей площади Сан-Марко.

Венеция! Город, подобного которому нет на свете, «Северная жемчужина» Италии!

Вам приходилось, конечно, читать об этом чудесном городе? Тогда вы, несомненно, знаете, что он состоит из множества островов и островков. Множество мостов соединяет город в одно целое. В этом городе нет ни трамваев, ни автомобилей, ни даже самой обыкновенной повозки — никакого транспорта, кроме водного. Почти все улицы Венеции так узки, что ни одна автомашина не могла бы проехать по ним. Если бы вы жили на одной из этих узких улочек, а ваш товарищ или подруга жили в доме напротив, то по утрам вы, пожалуй, могли бы обмениваться рукопожатиями, высунувшись побольше из окна своей комнаты. К тому же улицы Венеции — это настоящий лабиринт, с крутыми, неожиданными поворотами, с тупичками, которые то упираются в стену какого-нибудь дома, то выходят к одному из каналов. Нет, где уж тут ездить машинам! И приходится жителям города ходить пешком или ездить по каналам на водном трамвае.

Что касается приезжих — а сюда приезжает очень много туристов,— то они чаще всего пользуются гондолами, которыми славится Венеция.

Гондола—узкая, лёгкая, красивая чёрная с позолотой лодка. Сиденья её покрыты яркими коврами, а лодочник — гондольер,— одет в живописный костюм, на голове у него берет с большим красным помпоном. Гондольеры знают много всяких легенд, в которых правда тесно переплетается с вымыслом.

Вы садитесь в гондолу на набережной у Дворца дожей. Сделав круг по Большому каналу — главной магистрали Венеции,— гондольер вводит лодку в узкий канал, по обе стороны которого прямо в воде стоят старинные мраморные дворцы. В них давно уже нет былого величия и красоты: мрамор почернел и заплесневел, а в некоторых местах и вовсе выкрошился; ступеньки лестниц обвалились, вода в канале пахнет гнилью... И всё же эти улицы и каналы полны романтики и поэзии.

Гондольер слегка тормозит веслом, и вы видите перед собой арку. Она перекинута из Дворца дожей в большое мрачное здание, что стоит на другой стороне канала. Арка закрытая, с двумя окнами, отгороженными от мира густой сеткой чугунных решёток. Это «Мост вздохов». Через него когда-то проходили свой последний путь узники, осуждённые тиранами-дожами на казнь или вечное заточение в подземельях дворца..

Постояв немного на этом мрачном месте, вы отправляетесь дальше по каналам под узкими горбатыми мостами. Пленённая гранитом и мрамором вода глухо булькает, ударяясь о фундаменты домов, омывая каменные ступени террас и входов в здания.

Тут и там слышатся возгласы гондольеров, то предостерегающие, то приветственные. Иногда гондольеры поют, и тогда их голоса глухо, как из колодца, разносятся по соседним каналам. Чаще всего гондольер рассказывает, а ещё чаще показывает: то дворец, в котором, по преданию, жила Дездемона, то Мост скупцов, названный так за свой крошечный размер (два шага в ширину и пять —шесть шагов в длину), то, наоборот, самый большой мост на Большом канале, мост Риальто, на котором разместились торговые ряды.

Наконец, достаточно покружив по каналам, вы снова оказываетесь у Дворца дожей. Распрощавшись со словоохотливым гондольером, вы попадаете на площадь Сан- Марко. Это центр Венеции, её гордость.

И всё-таки Венеция — это не только каналы и мосты, не только старинные дворцы и музеи.

Если подняться на высокую колокольню, что стоит на площади Сан-Марко, и осмотреться вокруг, то можно увидеть другое лицо Венеции. Прямо перед вами будут расстилаться зелёно-голубые воды лагуны, и вы увидите два больших острова. На одном из них расположен завод-арсенал, рабочие которого первыми поднялись на борьбу с фашизмом в дни войны. Другой остров называется Мурано. Там, в маленьких, дымных мастерских, у раскалённых горнов работают знаменитые венецианские стеклодувы. Они делают зеркала, известные во всём мире, прекрасные вазы из цветного стекла, выдувают статуэтки, графины. Здесь можно увидеть подмастерьев десяти — двенадцати лет.

Прекрасные изделия продаются по очень высоким ценам в магазинах на площади Сан-Марко, а рабочие-стеклодувы живут в жалких, сырых домах, плохо питаются и почти все больны ревматизмом или туберкулёзом.

Если вы перейдёте на другую сторону верхней площадки колокольни, вы увидите длинную и широкую дамбу, соединяющую город с материком. Дамба подходит почти к самому большому каналу. По ней ходят автобусы и машины, идут электрические поезда. По всей лагуне мелькают лёгкие парусники рыбаков, а на берегу расположены складские помещения и большие бензиновые баки с надписями «Эосо» и «Шелл». «Эссо»— это нефтяная компания Соединённых Штатов, а «Шелл» — нефтяная компания Англии. В последнее время «Эссо» всё больше вытесняет «Шелл». А баки итальянской компании «Аджип» попадаются так редко, что совсем теряются среди баков «Эссо» и «Шелл».

Ещё дальше, за дамбой, можно увидеть большие корпуса заводов, высокие фабричные трубы, металлические конструкции мостов. Это рабочий район Венеции — Ме- стре.

И хотя на открытке, которую я получила из Италии, не видно Местре, я вспомнила именно о нём, о тех, кто живёт и борется в этом прокопчённом заводскими трубами рабочем районе, я снова увидела то, что произошло однажды на улицах Венеции.

* # *

...Венецианцу Пикколо было всего девятнадцать лет, а он уже пять лет работал учеником электромонтёра на алюминиевом заводе «Ина». Пожалуй, трудно найти в Пикколо что-нибудь, что отличало бы его от сотен и тысяч других молодых итальянцев. У него такие же волнистые чёрные волосы, как и у многих других; как и у них, у Пикколо голубые глаза, напоминающие цвет венецианской лагуны в ясный летний день. Он так же, как и другие молодые ребята, любит ходить в кино, а ещё больше спорить о том, какая команда выиграет в футбольном матче. По воскресеньям Пикколо выходит с друзьями в море на паруснике, а по вечерам любит погулять, потолкаться по улицам Венеции, посмотреть витрины магазинов на площади Сан-Марко.

Словом, Пикколо—такой же рабочий парень, как и тысячи других. И, как тысячи других, он не хочет войны. «Довольно с нас

фашизма и войны!» — часто, говорит его отец, старый коммунист, тоже рабочий. Сам Пикколо уже давно вступил в Союз коммунистической молодёжи. Когда в Италии стали собирать подписи под Стокгольмским воззванием за запрещение атомной бомбы, Пикколо подписался одним из первых. Пикколо не только поставил свою подпись. Он ходил из дома в дом, останавливал прохожих на улице и собирал подписи.

Так же, как и другие рабочие, Пикколо знал: то в одном, то в другом городе Италии стали закрываться металлургические и машиностроительные заводы, текстильные фабрики, судостроительные верфи, тысячи рабочих оставались без работы.

— Почему,— спрашивали жители - Днестре,— почему закрывают эти заводы?

— Потому,— отвечали им коммунисты,— что американцы не хотят, чтобы у Италии была своя тяжёлая промышленность; они закрывают наши судоверфи, а нам присылают свои старые суда. Так они хотят ослабить Италию, подорвать её экономику и вовлечь в военные приготовления.

В лагуну Венеции всё чаще стали заходить военные корабли США, на улицах города появилась американская военная полиция. Настал день, когда опасность подошла к самому Мест-ре.

Завод, на котором работал Пикколо, находился по соседству с другим крупным заводом — заводом Бреда.

Однажды утром, подходя к заводу, Пикколо услыхал глухой шум, чьи-то крики, горячие споры. У заводских ворот Бреда толпились рабочие.

— Слышишь, Антонио? Они хотят закрыть завод!

— Ума они лишились, что ли? Закрывать такой завод!..

— Нет заказов...

— А Советский Союз, разве он взял обратно свой заказ?

Толпа гудела, волновалась... Со всех сторон на велосипедах подъезжали рабочие. Их встречали возгласом:

— Слыхали? Завод хотят закрыть!

Всех волновал один вопрос: почему администрация завода отказывается от советского заказа на подъёмные краны и суда. Ведь тогда завод мог бы работать полным ходом. На этот заказ надеялись все рабочие.

Но администрация под нажимом американцев отказалась от советского заказа и объявила, что закрывает завод.

Положение рабочих Бреда было тяжёлым. Почти полгода они не получали заработной

платы. Семьи рабочих с трудом перебивались, и то благодаря тому, что для них собрали деньги трудящиеся Венеции. А теперь администрация решила совсем закрыть завод...

— Не позволим! Не позволим закрывать завод!

— Пусть администрация уходит, а мы будем работать. Возьмём завод в свои руки!

— Будем работать! Не дадим закрыть завод!

Весь день район Местре волновался и бурлил.

В обеденный перерыв в большом помещении заводской столовой собрались рабочие «Ина». Ораторы говорили, взобравшись на стол, а все остальные стояли, тесно прижавшись друг, к другу.

— Сегодня администрация хочет закрыть Бреда,— говорил взволнованно и горячо секретарь профсоюза,— а завтра? Что они захотят сделать завтра?

— Завтра придёт наш черёд! — ответил кто-то из зала.

— Да, завтра придёт наша очередь! Они хотят закрыть все заводы, хотят превратить Италию в подсобную мастерскую США во время войны. Позволим ли мы это?

— Не позволим! — пронеслось по залу.

— Мы должны поддержать наших товарищей с завода Бреда. Это не только борьба за хлеб для наших детей, это борьба за мир, против войны, за будущее Италии. Профсоюз призывает вас всех выйти на демонстрацию в поддержку рабочих Бреда. Согласны ли вы?

— Согласны! — И лес рук взметнулся вверх.

Вместе со всеми голосовал и Пикколо.

— Как только услышите сирену, товарищи, выходите на улицу!

Собрание кончилось. Никто не мог работать спокойно, рабочие хотели действовать, все ждали новостей с Бреда.

В это же время к заводским воротам Бреда и на улицы Местре начала стягиваться полиция. Полицейские сидели в машинах, обвешанные слезоточивыми гранатами, вооружённые автоматами и дубинками. Напряжение в городе всё нарастало.

Низкий звук сирены прорезал воздух. Распахнулись заводские ворота, рабочие завода «Ина» мощной волной вылились на улицу и тронулись к заводу Бреда.

Пикколо шёл впереди с группой молодёжи. Они несли плакаты: «Не дадим закрыть Бреда!», «Мир, а не война!», «Янки, убирайтесь из Италии!».

 .

Вскоре рабочие увидели, что улица закрыта полицией. Размахивая дубинками, угрожая рабочим расправой, полицейские стали разгонять демонстрацию.

Кровь прилила к вискам Пикколо, сердце заколотилось, как бы призывая его: «Вперёд, иди «перёд!».

— Товарищи! — Пикколо собрал все силы, чтобы перекрыть своим голосом шум толпы.— Не дадим закрыть Бреда!

— Не дадим! — гудела толпа рабочих, прорываясь через полицейский заслон.

Остервенелые и испуганные жандармы били рабочих дубинками по головам, по рукам... Вот кто-то из них взмахнул гранатой, наполненной слезоточивыми газами, и резкая боль в глазах заставила толпу рабочих остановиться. Слёзы заливали лицо.

Но через несколько минут рабочие снова пошли вперёд. Они бросали в полицейских камни, пробивая дорогу к заводу.

Полицейские, стоявшие в цепи, дали автоматную очередь, когда Пикколо и его друзья находились « десяти метрах от них. Что- то острое и горячее пронзило Пикколо, и он упал. Рядом с ним упал ещё один рабочий.

— Вперёд! Не отступайте, товарищи! — крикнул кто-то, и рабочие, разгневанные

зверством полиции, бросились вперёд, смяли полицейских, прорвались к заводу Бреда.

Пикколо отнесли на территорию завода. На несколько минут юноша пришёл в сознание.

— Поднимите выше знамя,— прошептал он.— Пусть будет высоко красное...— и снова лишился сознания.

Товарищи разрезали окровавленную рубашку Пикколо, прикрепили её на древко и подняли, как знамя.

Ничто уже не могло остановить рабочих Местре. Тысячи женщин, жён « сестёр рабочих захватили поезд, который шёл в Венецию. По широкой дамбе двигалась колонна рабочих. Впереди развевалась на сильном морском ветру рубашка Пикколо.

— Вот чем платит правительство нашим сыновьям! — кричали женщины.

Чем ближе к центру подходили рабочие, тем больше жителей Венеции присоединялось к ним. По узким, кривым улицам, растекаясь десятками ручьёв, они шли к площади Сан-Марко.

Их были тысячи, верных сынов Италии, готовых на борьбу за мир и независимость своей родины. Это вышла рабочая Венеция, вышла под знаменем, политым рабочей кровью...

* * *

Вот что произошло в тот день в прекрасном городе Венеции, фотографию которого я держу сейчас в руках.

— Л завод, а Пикколо, что с Пикколо? — спросите вы.

Рабочие Венеции отстояли завод.

Пикколо потерял очень много крови, и ему грозила смерть. Шесть пуль вынули врачи при операции. Но друзья Пикколо отдали

ему свою кровь, и жизнь Пикколо была спасена.

С новыми силами, так же храбро и самоотверженно вместе со всем народом он продолжает борьбу против войны, за мир, за независимость Италии и своей прекрасной Венеции. И, кто знает, может быть, придёт время, когда гондольеры Венеции будут рассказывать как одну из самых прекрасных легенд легенду о храбром венецианце — комсомольце Пикколо.

СКАЧАТЬ ЖУРНАЛ