Родная речь, Чтение

«Парус». Книга для внеклассного чтения в 5-м классе (Стоянова, Снежко) 1984 год

Скачать Советский учебник
«Парус». Книга для внеклассного чтения в 5-м классе (Стоянова, Снежко) 1984 год

Назначение: Книга для внеклассного чтения в 5-м классе 

Классики русской, советской и зарубежной литературы

Издательство: "РАДЯНЬСКА ШКОЛА" КИЕВ 1984

Авторство: Составители: Ольга Яковлевна Стоянова, Нини Григорьевна Снежко. Иллюстрации - А. Резниченко и др.

Формат: DjVu, Размер файла: 6.82 MB

 

СОДЕРЖАНИЕ

Из русской классической литературы 

 

 А. С. Пушкин. Сказка о золотом петушке. Барышня-крестьянка. 

Н. В. Гоголь. Сорочинская ярмарка. 

И. А. Крылов. Лжец; Осёл и Соловей; Тришкин кафтан; Любопытный; Свинья под Дубом; Ларчик; Мартышка и Очки; Кот 

и Повар; Зеркало и Обезьяна; Лисица и Виноград. 

Н. Г. Гарин-Михайловский. Детство Тёмы. 

И. А. Бунин. Гаснет вечер, даль синеет ; Догорел апрель ский светлый вечер ; Густой зелёный ельник у дороги , Детство. Золотой невод; Восход луны; Как в апреле ; Листопад. 

А. П. Чехов. Лошадиная фамилия; Хирургия; Налим; Пересолил. 

 

Из советской литературы 

 

Н. К. Крупская. Моя жизнь. 

М. П. Прилежаева. Жизнь Ленина

3. И. Воскресенская. На старом Венце; Досуг и польза. 

С. В. Смирнов. Есть человек. 

Ю. П. Герман. Рассказы о Дзержинском. 

A. М. Горький. Дед Архип и Лёнька; Симплонский туннель. 

B. К. Железников. Чудак из шестого «Б». 

Д. И. Медведев. Это было под Ровно. 

C. В. Михалков. Сомбреро. 

 

Смотреть оглавление полностью......

А. Н. Рыбаков. Кортик. 

Ю. Я. Яковлев. Друг капитана Гастелло; Багульник; Рыцарь Вася. 

С. Я. Маршак. Двенадцать месяцев. 

К. Г. Паустовский. Растрёпанный воробей. 

 

Из зарубежной литературы 

 

Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в стране чудес. 

Гарриет Бичер-Стоу. Хижина дяди Тома. 

Артур Конан Дойль. Приключения Шерлока Холмса. 

Джек Лондон. На берегах Сакраменто. 

Марк Твен. Приключения Гекльберри Финна.

  

Скачать учебник  СССР - «Парус». Книга для внеклассного чтения в 5-м классе 1984 года  

Скачать

Скачать... 

 

См. Отрывок из учебника........

 ПРИЛОЖЕНИЕ

 

В Хорольском лагере

Рассказ иллюстратора книги «Парус» о войне.

 

      При немцах я, художник Абрам Резниченко, скрывался под именем Аркадия Ильича Резенко. 

      В дни отступления — осенью 1941 года — я попал в окружение на левом берегу Днепра. 

      Раненный, отбившись от своих, я кружил вокруг Пирятина и две недели скитался по лесам, прятался в балках. Войти в город я боялся. Измученный, голодный, обессиленный, вшивый, я в конце концов попал в руки немцев. Они пригнали меня в Хорольский лагерь. 

      На небольшом, обнесённом колючей проволокой участке, томилось шестьдесят тысяч человек Здесь были люди всех возрастов и профессий, военные и штатские, старики и юноши многих национальностей. 

      Вся моя сознательная жизнь протекала в Советском государстве. Естественно, что мне, советскому гражданину, никогда не приходилось скрывать, что я — еврей. 

      В первых числах октября 1941 года, на виду у многих военнопленных, немецкий солдат нагайкой рассёк лицо ни в чём не повинному человеку и крикнул ему, обливавшемуся кровью: «Ты должен умереть, еврей!» Всех нас выстроили, солдат через переводчика приказал всем евреям выступить вперёд. 

      Тысячи людей стояли молча, никто не двинулся с места. 

      Переводчик, немец из Поволжья, прошёл вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица. 

      — Евреи, выходите, — говорил он, — вам ничего не будет. 

      Несколько человек поверили его словам. 

      И только они шагнули вперёд как их окружил караул, отвёл в сторону за холмик Скоро мы услышали несколько залпов. 

      После убийства этих первых жертв перед нами появился гроза Хорола — комендант лагеря. 

      Комендант обратился к нам с речью. 

      — Военнопленные, сказал он, — наконец-то война закончена. Установлена демаркационная линия — она пролегает по Уральскому хребту — По одну сторону хребта — великая Германия, по другую сторону — великая Япония. Еврейские комиссары, как и следовало ожидать, бежали в Америку. По воле фюрера, вы, военнопленные, будете отпущены домой. В первую очередь мы освободим украинцев, потом русских и белорусов. 

      В Хорольском лагере, устроенном на территории бездействующего кирпичного завода, был всего лишь один полусгнивший, на покосившихся столбах, барак, — единственное место, где можно было хоть как-нибудь спрятаться от осеннего дождя и стужи. 

      Немногим из шестидесяти тысяч пленников удавалось туда проникнуть. 

      Однажды я попал в барак. 

      Плотно, прижавшись друг к другу, стояли люди. Они задыхались от вони и испарений, обливались потом, Уже через минуту я понял — лучше на дождь, лучше одеревенеть под осенним ветром, чем оставаться здесь. Но как вырваться? Крича, я по спинам и плечам соседей стал пробираться к единственному выходу. Меня толкали, отбрасывали в сторону. Со слепой настойчивостью я лез и лез вперёд, навстречу тем, кто во что бы то ни стало хотел попасть в барак 

      В 5 часов утра нас подымали на завтрак Тысячи людей тотчас же выстраивались друг другу в затылок Вонючее, жидкое пойло (в сравнении с ним баланда казалась лакомством) выдавали медленно. Многим поэтому приходилось «завтракать» поздно ночью. 

      Почти ежедневно, а иногда и по нескольку раз в день, комендант лагеря появлялся у места раздачи пищи. Он пришпоривал лошадь и врывался в очередь. Много людей погибло под копытами его лошади! 

      Около бочек с горячим пойлом стояли немцы-кашевары, гестаповцы и их верные помощники — фольксдойчи. 

      — Юде? 

      — Нет, нет! 

      — Жид! 

      И несчастного выталкивали из очереди. 

      Был такой случай: полуголого, застывшего, грязного, покрытого коростой человека, изобличённого гестаповцами в том, что он еврей, подняли над толпой и, раскачав, головой вниз, бросили в куб с горячим пойлом. 

      Несколько минут его держали за ноги. Потом, когда несчастный затих, кашевары опрокинули куб. Не обращая внимания на окрики и стрельбу, толпа бросилась к мертвецу. Потерявшие человеческий облик люди слизывали со складок его одежды застывшие капли пойла, потом принялись ладонями сгребать с земли лужицы того же проклятого варева. 

      Часто в Хорольский лагерь приводили партии евреев. Их приводили под усиленным конвоем, на рукавах и на спинах у них были нашиты опознавательные знаки — шестиконечные звёзды. Евреев гнали по всему лагерю, посылали на самые унизительные работы, а к концу дня, на глазах у всех, — уничтожали. 

      Казни в Хорольском лагере были разнообразны, немцы не ограничивались расстрелами и повешением. 

      На евреев натравливали овчарок, овчарки гнались за бегущими врассыпную людьми, набрасывались на них, перегрызали им горло (и мёртвых или умирающих волокли к ногам коменданта ) 

      К молодому врачу— еврею подошёл патрульный и с криком «юде» — выстрелил. Патрульный стрелял в упор. Истекая кровью, врач упал, пуля раздробила ему челюсть. Немцы подняли его и, держа за руки и ноги, бросили в яму. Яму тут же стали засыпать. Врач всё ещё дышал, земля над его телом шевелилась. 

      В лагере началась повальная дизентерия. Ежедневно умирали тысячи. 

      Счастливейшим среди нас считался тот, у кого сохранился котелок, -его уступали соседу за часть дневного рациона. Люди, не имевшие котелков, подставляли кашевару пилотку или вырванный рукав гимнастёрки-Жители ближайших деревень старались передать пленникам хоть какую-нибудь еду. 

      Парню из Золотоноши жена принесла однажды мешочек с продуктами. Этот мешочек ей удалось перебросить через проволочное заграждение. 

      Счастливца обступили. Испуганными глазами он глядел на собравшихся. — Братики, вас тысячи, а я один, — шептал он. — И торбинка у меня одна— Разве я накормлю вас? — И он обхватил руками буханку хлеба и прижал её к себе, как ребёнка. 

      Три с половиной месяца я провёл в этом лагере; декабрь уже был на исходе. 

      Время от времени из того или другого района в Хорольский лагерь прибывали старосты. Они договаривались с администрацией об освобождении своих земляков. 

      С завистью я приглядывался к тому, как отбирают людей. Я знал: никто за мной не придёт. Я присматривался к тому, как держат себя счастливцы. И однажды (вызывали лохвицких) я решил испытать судьбу. 

      — Кто лохвицкие? — кричал староста, — лохвицкие: объявляйся! Какой-то парень откликнулся, ещё двое подошли к старосте. И вот я решил оказаться четвёртым. 

      Мне повезло: староста «узнал» меня: своего «земляка». Так я вышел из Хорольского лагеря. 

      В Лохвицу мы шли пешком Стоял морозный декабрь. С незажившей раной на ноге мне мучительно трудно было передвигаться И всё-таки я шёл, я боялся отбиться от «своих», лохвицких. 

      На второй день меня свалила дизентерия. 

      Я остался один на снегу. Прошло несколько часов. Я встал, поплёлся. К вечеру добрался до села и постучал в дверь большой хаты. Это оказалась школа. Здесь меня приютили, позволили переночевать. 

      Здесь я жил у сторожихи, ел, обогрелся. Однако долго оставаться у неё было невозможно, — я не имел документов — (во мне могли признать еврея ) 

      Я решил добраться до родного города, до Кременчуга. 

      По дороге в Кременчуг я забрёл в село Пироги и заночевал у одной селянки. Я заявил, что я — военнопленный, отпущенный из лагеря, и она приютила меня. 

      Утром в хату неожиданно ввалился немец. За мгновение до того, как он переступил через порог, мои верные новые друзья — хозяйка и её дети, — спрятали меня на печи. 

      Немец чувствовал себя в хате хозяином, сидел за столом, распоряжался, ел всё, что хозяйка приготовила для себя и своих детей. 

      Наконец он удалился, и я продолжал свой путь. 

      В Кременчуге, куда я, наконец, добрался после долгих и мучительных странствий, я попал в городскую больницу продолжала гноиться раненая нога 

      Много горя я видела в кременчугской больнице. Я видел душегубку, увозившую больных и раненых евреев. Я видел смерть доктора Максона, крупного специалиста, всеми уважаемого человека, ласкового, отзывчивого старика. Несмотря на возраст, доктор продолжал работать в больнице, он оставался на своём посту — в палате, у больничных коек И вот однажды в здание больницы пришёл патруль. 

      — Максон — еврей. Давайте нам этого еврея! 

      Тысячи кременчужан ходатайствовали об освобождении доктора Максона. 

      Немцы уступили. Восьмидесятилетний старик покинул здание комендатуры и, окружённый людьми, ушёл домой. 

      На следующее утро немцы ворвались в квартиру Максона. Старика бросили в тачку и повезли за город. Там он был расстрелян. Один из больных, еврей, сапожник, услыхав о судьбе Максона, попытался бежать. 

      Сапожника поймали, избили и связанного вернули в больницу. Ночью он бритвой перерезал себе горло. 

      Утром к койке агонизирующего сапожника подошёл гестаповец. Гестаповец надел халат и белую врачебную шапочку. 

      — Бедняга, — сказал он, присев на койку. — До чего тебя довёл страх. Он погладил сапожника и повторил: 

      — Бедняга, бедненький! 

      Внезапно немец вскочил, размахнулся и кулаком ударил лежащего по лицу. 

      — У, юде! 

      Сапожник был расстрелян за воротами больницы. 

      Расстреливал его тот же гестаповец, он даже не снял халата и врачебной белой шапочки. 

 

      Подготовил к печати Вас. Гроссман.

 

  

Расширения для Joomla

Учебник - 5КЛАСС, Учебник - ВНЕКЛАССНОЕ

Еще учебники "Родная речь-Чтение"

ЗАГРУЗИТЬ ЕЩЕ

Родная Речь Чтение СПИСКОМ и другие разделы Библиотеки

Яндекс.Метрика