Мы рождаемся, и к нам тут же цепляют бирку, кладут, как и других младенцев, в стандартный кувез и кормят по общей схеме. Потом отдают в типичный детский сад и школу. Типовая квартира в панельном доме. Стандартная мебель. Семья и карьера. Типовая жизнь – судьба современных людей.

Спальные районы

 

Это началось в начале 1960-х, когда в Москве возникли спальные районы, нагромождение «хрущевок», а потом высоких панельных домов. Миллионы новоселов душило счастье: отдельное жилье со всеми удобствами.

Великий композитор Дмитрий Шостакович получает от властей заказ – написать об этой радости оперетту. Конечно, можно было обратиться к Соловьеву-Седому или Дунаевскому, но наверху решили, что о великих победах социалистического строительства должен громко сказать гений-классик.

 Так появилась оперетта «Москва, Черемушки». Молодая пара получает новую квартиру, но ее пытается отнять негодяй-чиновник. Герои вступают с ним в борьбу и побеждают. Ключи от счастья в Черемушках – в кармане. А вот другая семья горюет, потому что она переезжает сюда из центра города, а Черемушки в то время и Москвой-то назвать было трудно.

Но большинство людей сумело полюбить свое новое жилье, обустроить его по общей моде и слиться с типовым пейзажем. Возникла новая формация людей: жители спальных районов. И новый быт.

 В 71 году принимается генеральный план столицы, она начинает стремительно расти. «Хрущевки» уже не возводят, у новостроек от девяти до шестнадцати этажей. Такие дома потом три пятилетки будут строить по всей стране, и в регионах их будут уважительно называть «московской серией».

Ховрино, Марьино, Тропарево, Дегунино, Тушино – это бывшие деревушки, поглощенные столицей в рекордно короткие сроки. «Только благодаря типовым микрорайонам была решена безумно сложная задача: расселение людей из тех бараков и подвалов, в которых проживало огромное количество советских граждан», – считает архитектор Михаил Хазанов. 

Это была грандиозная стройка, самая большая в мире. В Москву подтянулись рабочие руки со всей страны. Позже массовой застройке придумают название – «спальные районы». Это место, куда люди приезжают поспать, отработав где-то в центре. Вы удивитесь, но градоначальники и архитекторы начала семидесятых считали, что Москва должна быть похожа на Лондон.

Рассказывает Григорий Ревзин, историк архитектуры: «Надо отметить, что столица Великобритании – очень своеобразный город, он возник из слияния множества деревень, и там одновременно несколько центров. Идея была в том, что есть центр Москвы, а есть девять районов, которые представляют собой, по сути, отдельные города. Они действительно по всем признакам были городами, ведь там жителей было по миллиону человек».

В фильме «Белые росы» показана деревня, которую постепенно поглощает город. Происходящие там события, конечно, несколько преувеличены: не было таких патриархальных, с исконно русскими традициями и посадским укладом жизни деревень в такой близи от городов. Но все остальное там показано правдиво. Деревенских жителей почти насильно принимали в горожане и лишали малой родины.

Семья будущего актера Дмитрия Ульянова переехала в Орехово-Борисово с Малой Бронной. Маленького Диму в школе сразу же начали называть «вшивым интеллигентом». Причиной стало то, что его родители не работали на заводе, как все, он любил читать, но главное - хотел стать артистом. 

Ульянов вспоминает: «Типичной была такая картина: из окна высовывается женщина и на всю улицу зовет своего ребенка идти кушать. Понятно, что мобильников тогда не было, а детей надо было позвать. Мамы из интеллигентных семей тоже постепенно стали так поступать, но кричать они старались очень аккуратно, вполголоса. По уровню издаваемого крика всегда можно было понять, что это за семья».

Похоже, власти сознательно задумали смешать в единое целое людей из центра с претензией на звание культурных и бывших жителей снесенных деревень. Обе категории получали одинаковую среду обитания: безликую, равняющую в правах и образе мыслей.

В новых спальных районах эпидемия вандализма. «Здесь был Вася» - это способ сделать один из тысячи похожих на другие подъезды своим, обозначить территорию, принадлежащую конкретному индивиду. Вспомним лифты, из которых наши люди так любили делать туалеты. Ученые утверждают, что это проснувшийся инстинкт животных и людей первобытных, а не просто бескультурье. 

Что делало один район непохожим на другой? Новостройки на Юго-Западе в начале семидесятых гордились Татьяной Михалковой. Но тогда она еще носила фамилию Шигаева и жила не с великим режиссером, а с мамой и папой в обычном панельном доме. Она была манекенщицей, то есть обладательницей редкой в СССР профессии.

Никита Михалков служил тогда в армии на Дальнем Востоке и переписывался с Татьяной. Когда будущий оскароносец должен был уже демобилизоваться, девушка переехала в другое место и просто не успела сообщить ему новый адрес. Он знал лишь то, что она живет теперь в новостройке у метро Юго-Западная. 

Сейчас, когда этому браку 45 лет, трудно поверить в то, что эти люди могли и не встретиться. Никита Михалков просто мог заблудиться среди десятков типовых домов на тогда глухой окраине Москвы или, устав, просто бросить поиски Татьяны. 

«Была зима, - рассказывает Татьяна. – Никита вместе с Сережей Соловьевым сквозь снежную бурю пробрались к первой новостройке, позвонили в первую попавшуюся квартиру и спросили, где здесь живет манекенщица. Им ответили: «Конечно, мы ее знаем, ведь это одна из двух достопримечательностей нашего района». И показали мою квартиру. Когда я увидела Никиту на пороге, то обалдела. Не могу представить, что бы было, если бы он не нашел меня. Кстати, второй достопримечательностью был проживающий в нашем микрорайоне негр».

Вспомните «Иронию судьбы, или С легким паром!», этот фильм является нечто большим, нежели лирической комедией про любовь. Это сатира на типовые дома и квартиры.

Такая массовая застройка была и в европейских странах. Там тоже миллионам людей было нужно дешевое жилье. В итальянском фильме «Похитители велосипедов» показан римский квартал, напоминающий наше Тушино начала семидесятых. А на Сицилии половина городов испорчена типовыми застройками, во Франции - Гавр, в Голландии – Роттердам. 

В СССР была рассчитана норма – 9 квадратных метров на человека. Из небольших квартир складывался проект оптимального дома – самый дешевый и быстрый в строительстве. Глобальный конструктор «Собираем район за пару лет». Чтобы все в нем получилось хорошо, нужна идеальная организация и точное соблюдение технологии. Комната ставится целиком, к ней крепятся соседние блоки. Если немножко напортачить, то бетонная коробка будет иметь большие щели. Если на пятом этаже протекает кран, лужа на первом обеспечена через десять минут.

Из домов складывался квартал, в каждом строились школа, детский сад и поликлиника. Голодные граждане бежали после работы в единственный на весь район универсам, как правило, полупустой. Объектами зависти одного спального района к другому были магазины, торгующие дефицитом из дружественных стран. Сегодня они уже торгуют другими товарами.

Дворцы культуры стали строить позже. Считалось, что за досугом жители спальных районов могут съездить и в центр. В ДК крутили фильмы, правда, с некоторым опозданием после центральных кинотеатров, и проводили танцы – кровавые вечеринки окраин.

«Это не город захватил деревню, а деревня – город, - считает Ульянов. – У нас был кинотеатр «Авангард», дрались там постоянно, хотя никаких причин для этого вроде бы и не было. Все ходили с цепями. Все драки заканчивались тем, что приезжала милиция, и хулиганы начинали избивать сотрудников правопорядка. Переворачивали милицейский «бобик». Зачем это надо было делать, не понимаю».

В спальных районах к началу восьмидесятых появится молодежная субкультура. Просто хулиганы и агрессивно настроенная молодежь с определенной идеологией: металлисты, панки, качки. Рок-н-рольщики либерального толка собирались у метро Маяковская. На окраинах цепи из металла и браслеты с шипами были не просто деталями костюма, а в первую очередь оружием. Поколение панельных районов, рожденное в семидесятые, можно назвать потерянным в прямом смысле слова.

Ульянов рассказывает: «Половина оказалась в тюрьме, причем многие из них еще в несовершеннолетнем возрасте. А в девяностые многих просто убили. Там в это время была Ореховская ОПГ, и многие парни в нее очень органично влились. Но в группировке они были расходным материалом».

Дороги в этих районах не были рассчитаны на большое количество транспорта. Свой автомобиль был в брежневское время лишь у 10% жителей Москвы. Отсюда страшные пробки в 21 веке, когда в некоторых семьях уже по две-три машины.

Если в вашем спальном районе есть огромный пустырь, то знайте, что здесь должен был быть магазин, поликлиника или дом культуры. Но ими пожертвовали ради того, чтобы построить побольше квадратных метров для людей. Без крупного объекта посередине панельных нагромождений, который можно было бы условно считать центром, мест в Москве много.

 

Стенка, ковер и сервиз

 

Но в типовых районах все же случались и архитектурные достижения. Фасад одной из аптек в Орехове-Борисове выполнен в форме креста. Ее фотографию напечатали многие западные журналы, сравнивали с творениями Корбюзье. Наши архитекторы очень гордились.

Михаилу Хазанову повезло оказаться в семидесятые в мастерской архитектора Виктора Лебедева. Лебедев был единственным беспартийным академиком в Академии наук, человеком совсем не советских взглядов. Он разрешал своим подчиненным «хулиганить» - пристраивать к типовым проектам оригинальные объекты. Правда, некоторые наши граждане, проходя мимо какого-нибудь «модернизма», злобно говорили: «Архитектор, наверное, был в пьяном бреду, когда это придумывал. Все не как у людей».

В районе Новогиреево молодой архитектор Хазанов строит ателье «Татьяна». Все остальные заведения такого рода были безликими одноэтажными стекляшками. Хазанову разрешили проект, являющийся для того времени сверхоригинальным. Еще до смерти генсека его называют «мавзолеем Брежнева». Почему – непонятно. Но кличка у здания жива до сих пор. Уже можно было сказать: «Я живу у «мавзолея Брежнева». А до этого местоположение своего дома никак объяснить было нельзя – все вокруг одинаковое.

Почему старые панельные коробки так далеко стоят друг от друга? Сейчас многоквартирные дома лепят близко – так дешевле тянуть коммуникации. Дело в том, что при Брежневе архитекторами управляло магическое слово «инсоляция», то есть хотели добиться того, чтобы квартиры через окна были обеспечены нужным количеством солнечного света. Правда, борьба за солнечные лучи совсем не означала, что в доме будет тепло. 

«Не хуже, чем у всех» - главный лозунг обывателя тех лет. Ковры были в каждой семье, и они служили не только для сохранения тепла, но и главным атрибутом советского дизайна. Это было так просто: повесь на стену «Русскую красавицу» или «Снежную королеву» - и интерьер готов.

Самые дорогие ковры попадали в Москву из Средней Азии. Продукцию попроще штамповали в Люберцах и Белоруссии. Самая популярная расцветка – красно-синее «вырви глаз». Но укрепить это аляповатое произведение текстильного искусства на стене панельного дома было непросто. Стены были сделаны из такого железобетона, который с трудом брало самое твердое сверло.

Если в доме ковра не было, это означало, что либо человек ужасно беден и опустился на социальное дно, как герой Олега Янковского из картины «Влюблен по собственному желанию», либо то, что хозяева квартиры глубоко интеллектуальные люди, презрительно относящиеся к мещанской моде, как героиня фильма «Поздние свидания». Стены жилища этой хваткой дамы от большой науки тоже пусты. 

Рассказывает журналистка Евгения Пищикова: «Вешать ковер на стену в таких семьях считалось моветоном. Клали только палас на пол. А в самых продвинутых домах можно было увидеть на стене портреты Хемингуэя и Солженицына, а также лапти или даже коромысло» 

Семья Пищиковых была типичной научно-технической интеллигенцией. В их доме презирали вещизм и атрибуты советской зажиточной жизни: хрусталь на полке, ковры и дорогую мебель из стран соцлагеря. «Оказавшись в Гольянове, моя мама не могла привыкнуть к тому, как люди могут так сильно помешаться на вещах и жить только ради них, - вспоминает Евгения. – Сегодня ту же самую болезнь называют «консьюмеризмом», «потребительством».

Вспомните киноленту «Старый Новый год». Пока герой Александра Калягина, глава интеллигентного семейства, колотится в протесте против ваз и торшеров, в квартиру по соседству привозят пианино. Бывшие деревенские жители хотят, чтобы из девочки выросла настоящая москвичка.

К концу брежневского времени пианино можно было купить в любой момент. Его и покупали все подряд, независимо от того, собираются ли они когда-нибудь на нем играть. Это был важный предмет интерьера.

Частью интерьера обыватели в эпоху застоя умудрились сделать даже книги. Книжные магазины завалены литературой, но городские мещане не желают ставить на полку «Малую землю» генсека – в моде зарубежная классика. Главный хит – «Королева Марго» Дюма. Также охотятся за зеленым Куприным и синеньким Чеховым, красненьким Маяковским и серым Достоевским. Многие подбирали книги по обложкам, чтобы подходили под цвет обоев.

Попытка изобразить из себя культурного человека – основная черта горожан той эпохи. На стене вешалась репродукция какого-нибудь шедевра или сомнительная мазня под классику. На полки ставились словари иностранных языков, намекающие на то, что хозяин квартиры является полиглотом или бывал за границей. В моду вошли часы с кукушкой и народные промыслы, керамика из Польши и чеканка из Грузии. Конечно, большинство людей покупали подделки, настоящего на всех не хватало.

Типовая жизнь невозможна без стенки, а первую композицию из шкафов в одинаковом стиле, прародительницу стенки, придумали во Франции в 1945 году. Главный объект мечтаний – «Хельга», стенка из ГДР. Второе место занимает мебель из Румынии и Чехословакии, с которой удалось наладить отношения именно к середине семидесятых – расцвету типовой застройки Москвы.

Наша мебельная промышленность штамповала ширпотреб. Но в середине 70-х наконец-то появилось слово «дизайн», и нескольким фабрикам было разрешено запустить экспериментальные модели новой мебели - современной, подходящей для малогабаритного жилья. 

Сегодня эта мебель нам кажется жалкой, но тогда это было пределом мечтаний. Особо ценилась ДСП – вершина технологий, новая мода. Интерьеры из массива дерева были только у чрезвычайно важных людей.

Те вещи служили очень долго. Сегодня же многих мучает вопрос: почему товаров сейчас много, технологии идут вперед, а качество у предметов быта все хуже и хуже? Дело в том, что это выгодно производителям и даже экономике в целом.

Вещи достаются нам теперь гораздо проще. Раньше же порой приходилось давать взятки, чтобы иметь возможность купить какую-то вещь. Кухонный гарнитур мог стоить, допустим, 500 рублей, и еще столько же приходилось давать на лапу в магазине.

Обязательным атрибутом добротной квартиры считалась хрустальная люстра, особенно чешская. Стоила порядка ста рублей. Сегодня почти все знаменитые чешские заводы, выпускающие изделия из хрусталя, обанкротились. Причина этого несчастья – ужасное падение спроса. Никому сейчас хрусталь в таких количествах не нужен. Но в семидесятые на хрустальных рюмках и вазах держалась вся экономика Чехословакии. Соседний Советский Союз покупал все тоннами.

Еще одним фетишем советских граждан была «Мадонна» - знаменитый сервиз из ГДР. Но когда в 94 году последний российский солдат вышел из объединенной Германии, выяснилось, что заказов на сервизы практически нет. Немцы попробовали сбывать свою продукцию на российском рынке, но население настолько обнищало в девяностые, что ему было не до сервизов.

В спальных районах рядом с фарфором и хрусталем люди часто выставляли пустые коробки из-под импортного алкоголя и сигарет, а также пустые бутылки и банки от кофе. Упаковка заветного дефицита считалась большим украшением дома.

Можно ли ждать от человека, который рос в панельной коробке, талантов, невиданной энергии, яркой индивидуальности? Ученые давно доказали, что унылая, некрасивая, убогая среда подавляет развитие личности. Может быть, из-за этого нам так не хватает сегодня людей с неординарными идеями, свободных и талантливых? Ведь большинство из нас – продукты типовой жизни: тесных квартир, неуютных дворов и пустырей с ветрами.

Кинолента «Ирония судьбы…» вышла на экраны в 76-ом. Вскоре случился XXV съезд КПСС. Леонид Брежнев говорил долго и малопонятно. Но как вдруг все оживились, когда он заговорил об этой премьере. Леонид Ильич сказал: «Что же за дома мы такие строим, что люди не могут их отличить один от другого – что в Москве, что в Ленинграде? Наверное, это нехорошо» 

В фильме Рязанова типовое жилье дарит людям любовь. Но в жизни знаменитого актера Ивана Переверзева все случилось наоборот. Однотипные панельные застройки его любовь разрушили. «У Переверзева была внешность героя-любовника и русского богатыря, - рассказывает писатель Федор Раззаков. – Он нравился женщинам. Кроме того, он был человеком широкой души».

Иван Переверзев мог стать слесарем на заводе, но друг убедил его стать актером. Его внешность и талант стоили бы в Голливуде миллионы. Про таких говорят: «В него влюблены все женщины страны». А он пытался ответить им взаимностью, насколько хватало широкой натуры. Раззаков рассказывает: «Мимолетных связей у него было так много, что в 57 году две женщины одновременно родили от него детей. Правда, он обеих бросил».

После каждого развода он оставлял своей жене квартиру и уходил в поисках новой любви лишь с чемоданом одежды. Его называли «домостроителем», мол, ты строишь дома, отдаешь их другим, а сам остаешься без жилья. К пенсии он подошел одиноким и довольно бедным человеком.

В середине семидесятых Переверзев случайно знакомится на улице с такой же немолодой москвичкой. Она не узнает сначала в скромно одетом мужчине звезду советского кино. Проходит час, и им кажется, что они знакомы несколько лет. Она приглашает его к себе, и он задерживается там на несколько дней.

За эти дни Иван Федорович понял, что это его последняя любовь. В маленькой квартирке в спальном районе Москвы он мог бы наконец-то найти покой и счастье. Женщина попросила сходить его за продуктами. Он сходил в продовольственный магазин, а вот обратной дороги не нашел. Больше они никогда не встретились.

Сейчас в Москве активно сносят «хрущевки» как устаревшее во всех смыслах жилье. Делать это начал еще Лужков, а в 2017-ом наступила пора программы реновации. Конечно, в «хрущевках» и «брежневках» тоже можно быть счастливым. Но это трудно. Эти районы должны остаться в прошлом.